Струится сок по кольцам, оживляя

Воспоминания давно прошедших зим,

Напоит ветки, влагою лаская,

Сосками почек выкормит листы.

И запоют каштановы гармошки,

Расправив клейкие зелёные меха,

Шершавый рэп и плавного немножко,

Приплывшего по кольцам сквозь века.

Но есть одна в сумятице мелодий -

Печальна и торжественно-чиста,

Как реквием она по веткам сходит,

Скользит по нотным жилочкам листка.

По тем она, чьей кровью пропиталась

Корнями перевитая земля,

Чьи жизни здесь о пули разорвало,

Но души… их убить нельзя.

Они живут — ничуть не постарели,

По правнукам тоскуют с Высока...

Их голоса, в весны вплетаясь трели,

Парят в рядах Бессмертного Полка.

Мемориал этот открыли 4 года назад, с тех пор мы и бываем здесь ежегодно, чаще всего на Пасху. И нынче — тоже. Тихо тут, птицы щебечут. А в 1941-42-ом на эсэсовское стрельбище сотнями свозили отобранных в лагерях советских военнопленных офицеров — политруков, коммунистов, евреев… Их раздевали, привязывали к специально врытым столбам, как мишени, и расстреливали, тренируясь  в стрельбе. Потом увозили тела обратно в находящийся неподалёку концлагерь Дахау, чтобы сжечь в тамошних печах. Около четырех тысяч советских офицеров уничтожили. Восстановлены имена примерно девятисот. Это был проект сотрудников мемориала Дахау. Непросто он дался. Ведь одно время хотели здесь что-то вроде заповедника для пчёл устроить. Вот переведенный мной отрывок из немецкой газеты:

«Территория в 8 гектаров после войны была взята в собственность американскими войсками и использовалась ими снова в качестве стрельбища. В 50-е годы полигон отдали под управление министерства финансов вольной земли Бавария, чьим намерением, очевидно, было предать забвению памятное место и произошедшие там события. В течение десятилетий территорию намеренно запускали, чтобы превратить её в природоохранное место обитания диких пчел. В бывшем помещении эсэсовской охраны стрельбища город  Дахау разместил бездомных, которые живут там по сей день и используют бывшее стрельбище как место выгула своих собак.

Пожертвованный в 1964 году бывшими узниками Дахау памятный камень был удален со своего места перед стрельбищными валами и установлен на другом месте.… Ещё в 1966 году советское посольство обратилось с официальным письмом в министерство иностранных дел, в котором тщетно пожаловалось на запущенность бывшего стрельбища. Во времена холодной войны память о произошедшем на полигоне поддерживалась прежде всего маленькими коммунистическими группами. В 80-е годы к ним присоединились многочисленные группы сторонников движения за мир.»

В 2001 сотрудники Института истории Мюнхенского университета провели здесь раскопки. Я прочла их отчёт.  Авторов в том числе поразило то, что это массовое убийство происходило не где-нибудь в районе боев или на оккупированных территориях, а внутри незатронутой боевыми действиями Германии, а исполнители после своей «работы» возвращались в Мюнхен и его окрестности (наверное, кто-то и к своим семьям?!!!). Тогда я как раз читала  книгу об одном эсэсовце, замешанном в расстрелах советских граждан на территории Украины, в том числе в родном мне Краматорске, и сделавшем в послевоенной Германии карьеру юриста. Несколько лет он скрывался в Австрии, жил под вымышленной фамилией, эпизодически тайно встречался с семьей, наезжавшей на отдых в австрийские Альпы. Позднее, в разгар холодной войны, поддержанный разветвленной сетью своих бывших «коллег» по СС, вернулся на родину, инициировал поиски работы. Дети, наконец, узнали, что это их отец, а не дядя, как им говорили из осторожности.  Но когда в 1963 году его все-таки арестовали, его дочь на вопрос своего дедушки, что она думает об аресте отца,  ответила: «С тех пор, как папа сидит, мы живем хорошо, в том числе и мама, хотя она в этом и не признается. Ты же знаешь, дедушка, каким тяжелым у нас всегда был воздух, когда папа был дома. На самом деле я бы не хотела, чтобы его освободили». Это хоть как-то отвечает на вопрос внучки расстрелянного на полигоне офицера:

«Мне нужно понять тех, кто вёз моего деда и знал куда и зачем, кто приказывал ему раздеться догола, ждать своей участи и слушать крики умирающих, а потом убивавших и его…  Мне их как-то нужно понять. Ведь если все мы люди, то этому должно быть какое-то объяснение?! Как они дальше жили? Были ли у них дети? Что они рассказывали своим? И вообще, с таким грузом дальше можно жить? Там, на полигоне, с автоматом в руках, подчиняясь приказу, думается мне, они мало что понимали. Но потом – когда всё это заканчивалось – вечером, или через много лет, в старости, как они могли быть наедине сами с собой? Я думаю об этом постоянно. Что страшнее – умереть мучеником или жить с ЭТИМ? Может быть, все, взявшие в руки автомат и исполнившие приказ, были атеистами? А умирая, все остаются атеистами?  

В общем, мне нужно много работать над собой. Потому что  пока у меня не получается понять.»

С потомками расстрелянных офицеров я познакомилась в течение четырех майских дней в 2014, когда принимала участие в торжествах по открытию мемориала (в качестве переводчицы, облегчая общение между сотрудниками мемориала Дахау и найденными и приглашёнными на открытие родственниками погибших). Незабываемые были дни и встречи. Перезнакомились все, конечно. Ещё один маленький отрывок из впечатлений внучки:

«Когда поехали на полигон в первый же вечер, к автобусу  Витя Бураков первым примчался,  не было сил больше ждать, я спросила: «А у Вас кто там?» А он мне ответить не смог. Ты видела близко, а не в кино, как мужчина душит в себе слёзы, не может сдержаться и поэтому отворачивается? Это словами не передать, как мгновенно узнаешь в таком человеке свою боль, свои чувства. А Сергей Капустин? Невозмутимый такой! А в душе испытывающий то же самое, что и ты, но скрывающий это. У нас же парни воспитаны так, что НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ!!! твои страдания. Мы потом с Сергеем разговаривали, и я услышала себя в его словах: «Когда я узнал…я был ПОТРЯСЁН!!!». Вот! Это правильное определение нашему состоянию, не стресс, а ПОТРЯСЕНИЕ!!! Пусть простят нас работники Мемориала за то, что мы были недостаточно благодарны им в момент встречи, не сказали нужных добрых слов, не отведали первое угощение. Простите нас! Мы всё это видели и оценили, но нам было НЕ ДО ТОГО! Нам было нужно к расстрельной стене.»

Когда я вижу шествие «Бессмертного Полка», думаю об этих четырех тысячах офицерах и уверена, что их потомки где-то в там, в его рядах. Тогда, на Пасху, когда распускались каштановые почки, и сочинилось стихотворение, которым начат пост, но его концовка сложилась только теперь, под впечатлением прошедшего вчера шествия.

Раскопки в 2001

На открытии мемориала в 2014

Эдуард Васильевич Сибрин, уралец, — сын расстрелянного в Хебертсхаузене Василия Николаевича Сибрина. Какие замечательные стихи он пишет...

2016-й, каштаны цветут

Апрель 2018

Если интересны подробности, то они здесь

 forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=54083.0