(Продолжение, начало здесь

http://warwara.mypage.ru/29893572.html )

Осенью 1945 года вблизи живописного озера Воллеваннет, что в Норвегии, были найдены останки трех советских военнопленных. Эксгумация, проведенная 31 октября 1945 года, показала, что  все трое были убиты выстрелом в затылок. Один из трех был зарыт в отдельной могиле, всего лишь на полуметровой глубине. Эти неглубокие могилы – признак того, что их копали для себя сами военнопленные. 

Биргер Эрихсон, норвежец, участник движения сопротивления, арестованный 3 февраля 1943 года, рассказал:

«Я был заключенным в  Arkivet / главная резиденция гестапо в Кристиансанде/ в феврале-начале марта 1943 года. Так как это, возможно, поможет идентифицировать растрелянных русских, сообщаю следующее: однажды утром, вероятно, в конце февраля гестаповец Мейер доставил в мою камеру русского пленника. Он был ростом 1.85-1.90, очень гармоничного и крепкого сложения, изогнутый нос и скошенный кзади лоб, хорошие зубы, черные волосы.

Как я помню, на нем были брюки травяного цвета, гражданская куртка и шапка. Он рассказал мне,  что сбежал из лагеря на севере и был в бегах около двух месяцев. Сказал также,  что будет за это расстрелян. Он был крестьянин,  женат и  имел, кажется,  четверых маленьких детей, а две его сестры были на фронте. Сам он из Харькова или области и служил, по его словам, «рабочим солдатом» /строительный батальон?/,  когда был захвачен в плен. Вечером того же  дня он был уведён гестаповцем  Мейером.»  

Оскар Йорстад, бывший в 1942-43 гг охранником в здании гестапо Кристиансанда, рассказал о запомнившемся ему советском военнопленном, которого, по-видимому, казнили:  высокого роста – около 180 см — красивый мужчина европейской внешности. После допроса он вышел в сопровождении сотрудников СД Мейера и Дрёмера и попросил закурить. По мнению Йорстада, военнопленного приговорили к расстрелу за побег, а также за то, что на допросе он откровенно сказал, что хотел возобновить борьбу за Родину.

Могла ли предполагать правнучка Максима Гончарова, начиная расследование его судьбы, что случай её прадеда, как хрестоматийный, рассказывается всем норвежским школьникам, приходящим в музей Аркивет?

Из рассказа правнучки:

«Прадед Максим до войны был кузнецом в колхозе. Очень высокий, самый высокий из хуторчан. По рассказам прабабушки Марфуши, жены Максима, он был сильный, смелый до безрассудства, с обострённым чувством справедливости. „Шебутной, а сердце мягонькое“, как говорила о нем прабабушка. Говорила очень неохотно, редко. Наверное, ей было очень больно говорить о муже. Замуж моя прабабушка больше так и не вышла, всех пятерых детей подняла сама. Всем дала образование, младший окончил институт.»

А ещё рядом с небольшой двухкомнатной хаткой жены Максима был фундамент дома, заложенный главой семьи перед самой войной. Правнучка помнит, как играла там в детстве, приезжая летом на каникулы к прабабушке. Высокий такой фундамент, большой — под большой дом для большой семьи.  Дом так и не был достроен...

В семье не сохранилось ни одной фотографии Максима,  и теперь только снимок на регистрационной карточке военнопленного позволяет увидеть черты этого героя. Четверо детей Максима ушли из жизни, так и не выяснив судьбу отца. Бабушка правнучки Максима искала отца всю свою жизнь. И всегда напоминала внучке, куда бы та ни ехала: встретишь обелиски, памятники — ищи имя прадеда! Так и не нашла. И только пятый ребёнок – сын, родившийся уже после ухода отца на фронт и ни разу его не видавший, успел узнать эту историю.  

Тела обнаруженных на берегу озера военнопленных были эксгумированы, сожжены в крематории, а урны с прахом переданы в советское консульство в Осло. Дальше следы в общей сложности 27 урн с прахом советских военнопленных, найденных в окрестностях Кристиансанда,  теряются. Точная дата передачи неизвестна, ничем не смогли помочь в поиске урн ни в архиве российского министерства иностранных дел, ни в российском консульстве в Осло. Тогда и было решено написать норвежским краеведам, а также в музей Аркивет с просьбой установить хотя бы памятный знак на месте расстрела Максима и Василия.  От норвежского историка Михаэля Стокке, много помогавшего мне в поисках могил советских военнопленных на норвежской земле, я и узнала адрес Эйнара Свендсена – замечательного краеведа, установившего немало крестов с именами советских военнопленных в окрестностях родного городка. И вот, через год после обращения в моих руках этот снимок:

А также фото самого Эйнара в момент награждения его медалью российского министерства обороны два года назад. 

Оказывается, крест на месте гибели Максима и Василия был установлен Эйнаром в 2007 году.

Вчера в Норвегию ушло моё письмо с благодарностью Эйнару Свендсену. Также я очень благодарна норвежскому историку и археологу Мартинусу Хауглиду, приславшему мне копии упомянутых выше документов — объявления о поиске беглецов и свидетельства Биргера Эрихсона, видевшего Максима Гончарова в тюрьме и говорившего с ним незадолго до расстрела. И, конечно, особая благодарность историку Михаэлю Стокке, сведшему меня со Свендсеном и Хауглидом, а также приславшим копии документов о транспортах советских военнопленных в Норвегию, да и просто не устававшим отвечать на мои многочисленные вопросы.

Историк Михаэль Стокке с бывшим военопленным Иваном Коротей, пережившим в октябре 1942 г. транспортировку на «Остланде»